Copyright © 2004 Киностудия "НОВЫЙ ОДЕОН". All rights reserved.
Мой дед по отцовской линии был городским головой в городе Ахалцихе и, говорят, был большим шутником, острословом. Мой
отец и его сестра, тетя Лена, часто вспоминали спич, который он как-то выдал сходу за каким-то праздничным столом еще в
Ахалцихе. Но, чтобы продвести дело к этому спичу, нужно рассказать, как мой дед женился. В каком-то году, явно в позапрошлом
веке, потому что мой отец родился в 1893 году, в Ахалцихе началась эпидемия холеры и мой дед как городской голова боролся с
ней, как мог. И желая найти хорошего врача, он срочно выехал в Одессу и привез оттуда женщину-врача, как говорили
современники, неописуемой красоты, правда, еврейку. Звали ее Софья. Софья боролась самоотверженно с холерой и, когда
болезнь в Ахалцихе была побеждена, мой дед, Николай Исаич, уже был влюблен в нее и сделал предложение, которое Софья,
также полюбившая моего деда, приняла. Но дед поставил одно условие - его жена должна была принять христианство. Софья
согласилась. И так они поженились, у них родились двое детей, сначала мой папа - Коля, потом его  сестра - Лена.
За  дедом в связи с красотой его жены в Ахалцихских кругах укрепилась прозвище - Царь Минелай, но при нем никто не
решался так его называть. Дед знал об этом прозвище, оно ему льстило (как известно, царь Минелай был мужем красавицы
Елены.) И вот, во время какого-то праздничного застолья, когда мой дед уже не был городским головой, кто-то из присутствующих
открыто назвал его Царем Минелаем. Мой дед встал и ответил стихами-экспромтом:
   Я не муж царицы,
     А бывший мэр провинции,
     Исаич Николай,
     А не Минелай,
     А ты сколько хочешь
     Лай да лай!
За столом раздались аплдодисменты, все оценили реакцию и остроумие деда, и мой отец  часто вспоминал этот случай и все
в нашей семье и в семье тети Лены знали, как дед в стихотворной форме экспромтом ответил своему опоненту за столом.
Не могу не отвлечься еще раз, потому что хочу вспомнить еще одну историю, часто вспоминаемую моим отцом: у них в
гимназии пользовалась большим успехом хохма, родившаяся на уроке химии по какому-то поводу:
 «Ширт-пырт нашатырь, туды-сюды камфара!»
Достаточно было кому нибудь выкрикнуть эти слова в классе, как все ученики чуть ли не умирали со смеху. И вот как-то их
класс пригласили в женскую гимназию на совместный вечер. Мальчики были скованы, сидели молча и тогда кто-то из девочек
предложил им рассказать что-нибудь смешное, например, анекдот. Мальчики тут же вытолкнули вперед самого бойкого товарища
и тот, предвкушая оглушительный успех, выпалил одним духом:
- Ширт-пырт нашатырь, туды-сюды камфара!
Мальчики дружно расхохотались до слез, а девочки смотрели на них с явным недоумением, как на не совсем нормальных.
Больше их класс в женскую гимназию не приглашали.
Я часто вспоминаю этот рассказ отца в той связи, что хохмы «своей» компании не всегда понятны остальным. И мне кажется
именно с этой целью отец и напоминал мне частенько эту историю. Отец мой был пианистом, учился в Московской консерватории
еще в царское время, у него есть несколько еще до революции изданных в Санкт-Петербурге вальсов, один из них - «Раздумье» -
посвящен княгине Ольге Надирадзе, и мы с братом часто приставали к отцу с вопросами, был ли у него роман с этой княгиней.
Отец отшучивался, но я думаю, что никакого романа не было – отец мой не был бабником. Отец до конца жизни сочинял вальсы и
по вечерам обязательно часа два три играл на рояле Шопена, Бетховена, Листа, Шумана, и когда я слушаю музыку этих
композиторов, тут же вспомнается наш бакинский дом и отец за роялем.  
Когда я уже подрос, стал старшеклассником, то узнал от отца  еще одну историю о своем деде.
Мой дед, уже живя в Баку, будучи вполне солидным человеком и по возрасту и по положению, поспорил со своим приятелем,
что проникнет в женскую баню. Что представляли в ту пору (а дело было еще до революции) бакинские бани? Могу описать
довольно точно, потому что в первозданном виде они сохранились почти до нашего времени. А может быть и сейчас такие. Так
вот, бакинские бани очень напоминают турецкие, только без сероводородной воды (как в Тбилиси), без некоторых специфических
деталей - горячие плиты, подогреваемые огнем снизу и т.д. А в остальном - все то же самое - банщики на деревянных сандалиях,
с терками и мыльными наволочками-кисами, мраморные лежанки в каждом номере, красиво оформленные стены, мраморные или
эмалированные ванны и т.д. Все это в отдельных номерах. Но при каждой бане, кроме номеров, были еще и общие бани. Как это
выглядело? Большой предбанник, где люди раздевались и свою одежду запирали в маленькие шкафчики. Здесь же были лавочки,
на которых можно было сидеть, надевая обувь или просто отдыхая после наполненного паром общего банного помещения.
Так вот, в такую женскую общую баню на спор решил отправиться мой дед. Он надел одежду мусульманской женщины -
чадру, скрывающую лицо и, купив билет, вошел в предбанник женского отделения бани “Фантазия”. Присел на скамеечку и стал
через сетку чадры рассматривать женщин. Женщины раздевались и уходили в банное помещение или разгоряченные,
разморенные выходили из парной и сидели на скамейке, приходя в себя, вели свои женские разговоры. Короче, рай для мужчины.
Дед сидел, кайфовал и забыл о всякой осторожности. Какая-то из женщин обратила внимание на него - что-то долго сидит и не
раздевается, не участвует в разговорах. Она обратилась к деду:
- Ай хала (”тетушка”), почему ты не раздеваешься?
- Сейчас-сейчас, - ответил дед, попытавшись “сделать” женский голос - это у него плохо получилось, так как от всего
увиденного у него “в зобу дыханье сперло”.
- Эй, ты что, больна? - участливо спросила другая женщина.
- Да, что-то душно здесь, - ничего не нашелся сказать дед и тем самым сделал свое положение катастрофическим.
- Так сними чадру, будет легче дышать, - сказала женщина. - Чего стесняешься - здесь ведь мужчин нет..
- Да, да, сейчас сниму, - промурлыкал дед, сознавая, что нужно быстрей сматываться. - Но мне лучше выйти на свежий
воздух, - сделал он попытку встать и направиться к выходу.
- Подожди, - вдруг потребовала первая женщина. - А ну сними чадру! Что-то от тебя табаком разит, как от мужчины.
- Курю иногда, - сказал дед, более настойчиво проявляя свое намерение ретироваться.
- Покажи свое лицо, хала, - остановила его другая женщина и неожиданно сдернула с него чадру. Все увидели густые, почти
как у Буденного, усы деда. - О, Аллах! Держите его! - заорали женщины. - Это мужчина! Он опозорил нас, наших мужей!
Все женщины, что были в предбаннике, набросились на деда, сдернули с него женские одежды, стали бить, царапать его. Но
дед мой был крепкого телосложения и смог в конце концов отбиться от них и, окровавленный и счастливый, вырвался на улицу.
Товарищу, который проиграл ему спор, он сказал, что ради того, что он увидел в женской бане, стоило прожить жизнь.
 
В нашей квартире в Баку не было тогда ни душевой, ни ванной. И мы всегда ходили в ближайшую баню, ту самую, которая
называлась “Фантазия”. Когда я был совсем маленький, меня брала в баню мама. Вместе с нами ходила наша соседка тетя Аня
со своей дочкой Ирой. И мы все занимали один номер (так было дешевле). Номер выдавался на один час и минут за пятнадцать
до окончания этого часа банщики начинали стучать в дверь номера, напоминая, что время заканчивается, пора собираться. В
коридоре на скамейках всегда сидели люди, ожидающие своей очереди и они были очень недовольны, если  люди 
задерживались в номере сверх положенного времени.
Лет с шести я уже ходил в баню с отцом. И сразу же заметил разницу. Мать откликалась на первый же стук банщиков в
дверь и начинала тут же собираться. А отец, заняв номер, доставал свои огромные карманные часы, ставил их на стол в
предбаннике и, когда раздавался стук в дверь, он выходил в предбаннник, смотрел на часы и обычно кричал в сторону двери,
что-то вроде того, что у нас еще полчаса в запасе, не беспокойтесь, у нас есть часы и мы вовремя освободим номер. (Нужно
сказать, что в те времена часы еще были не у всех и вопрос ”Вы не скажете, сколько времени?” был намного привычней и
раздавался чаще, чем теперь. Наверное, поэтому банщики так педантично стучали в двери номеров, считая, что у людей,
возможно, нет часов и они, увлекшись мытьем, могут занять чужое время).
Так вот, зная привычку отца вступать в контакт с банщиками, стучавшими в дверь, я придумал неплохое развлечение для
себя. Как только мы раздевались и заходили из предбанника в банный номер, намыливали головы так, что глаза были в
мыльной пене, я быстро смывал мыло с глаз, бежал в предбанник и колотил в нашу дверь изнутри и быстро возвращался под
душ.
- В чем дело? - начинал панически смывать с  глаз пену отец. - Мы ведь только вошли?! - И прислушивался – стука,
естественно, не было. - Возможно, по ошибке. - Решал отец и снова намыливался. Я тут же выбегал в предбанник и снова
колотил в дверь и быстро возвращался к отцу. Отец на этот раз выходил в предбанник, смотрел на свои часы и кричал
возмущенно в дверь:
- Прошло всего пять минут! Прекратите стучать! Вы не даете нам спокойно мыться!
И возвращался в баню, уверенный, что все точки над “i” поставлены. И как только он вновь намыливался или отвлекался,
например, заполнением шайки водой или с ванной, я умудрялся выскочить в предбанник и постучать в дверь. В конце концов
разъяренный отец бросался на очередной стук к двери, открывал ее и высунув одну голову, возмущенно кричал:
- Чего вы стучите?! У нас есть часы и мы знаем, когда надо заканчивать! Вы мешаете нам! Это форменное безобразие! Я
вынужден буду пожаловаться директору бани!
 Все это он кричал в коридор, где сидели люди, ожидавшие своей очереди и они, кто с любопытством, кто подозрительно,
смотрели на отца: странный человек, никто его не беспокоит, сам стучит и сам же ругается! И, когда мы уже закончив мытье,
одевались в предбаннике и отец надевал через голову майку, я успевал все же и в этот момент стукнуть в дверь. Тут уже мои
стуки перемежались с настоящими стуками банщиков и отец был разъярен до чрезвычайности: - Что за тупые люди?! Мы же
слышим, не глухие, ведь только что стучали - нет, надо еще раз! Безобразие!
 И как только он отворачивался, я опять ударял по двери. Выходили мы из номера под всеобщее безмолвное удивление
очереди - собирались посмотреть на нас даже люди из соседних коридоров, а также банщики, кассирша - все хотели посмотреть
на людей, которые сами стучат себе в номер и сами же ругаются.
(Кстати, все в жизни видно, в самом деле, повторяется: мой пятилетний сынишка Кока, когда я бывал занят у компьютера,
открывал нашу входную дверь и нажимал снаружи на кнопку звонка – я вставал и шел открывать дверь. Никого за дверью,
естественно, не было и я начинал проверять звонок, вдруг неисправен, закоротило где-то? И только сяду за компьютер – опять
звонок! На пятый раз – не веря, что такое возможно! – я обратил внимание, что когда я иду к двери, Кока очень уж притихший
сидит на диване и тайком наблюдает за мной. Дальше уже было делом техники, и я тут же поймал его на «месте
преступления»).
И еще одно воспоминание, связанное с этой баней “Фантазия”. После 16 лет я уже ходил в баню со своими товарищами по
двору - с Юрой Газанчаном, Эдиком Ханларовым и др. Так вот однажды, моясь в номере, мы услышали отчетливые женские
разговоры, смех, стали выяснять, откуда они раздаются и обнаружили небольшую дыру в нашем номере прямо под потолком.
Надо сказать, что потолки в бане  ”Фантазия” были очень высокими - метров 5-6.
Эдик Ханларов загорелся:
- Если вы с Юркой станете на  мраморный лежак, а я вам на плечи и потом еще подпрыгну и ухвачусь за ту трубу и выжмусь
- я увижу этих женщин! - предложил он. - А потом сможем меняться. Идет?!
План был неплохой, и мы с Юркой согласились. Эдик взобрался на наши плечи, потом мы подставили ладони под его ноги и
по команде подбросили Эдика вверх, он ухватился за трубу и только стал выжиматься, чтобы заглянуть в амбразуру, как  вдруг с
диким криком полетел вниз. Мы кое-как подхватили его, благодаря чему он избежал серьезных травм. Труба оказалась с
кипятком, и у Эдика долго еще после этого шелушились ладони. Так что мой дед выбрал более точный и храбрый путь для
наблюдения за женщинами в бане.
Еще один рассказ, уже не связанный с банями, но на тему, что история повторяется как фарс. В доме моего школьного друга
Миши Степанова часто вспоминалась история, как его отец в то время, когда он еще ухаживал за Мишиной мамой, пригласил ее
как-то в самый лучший тогда ресторан Баку при гостинице «Интурист».
Все у них там шло нормально – стол был царский, орекстр играл любимые вещи Мишкиной мамы, они танцевали под эти
мелодии, пили шампанское. И вдруг Марья Михайловна задела случайно локтем хрустальный (тогда так сервировали) бокал с
шампанским и тот упал на пол и разбился.
Тут же подлетел недовольный официант, сделал Марье Михайловне строгое замечание, - та и без того была сконфужена, -
и ворча стал собирать осколки.
- Что вы портите нам настроение? – спросил официанта отец Миши, дядя Вася. – Сколько стоит этот бокал?
- Он стоит 10 рублей! - с вызовом, явно завысив цену, сказал официант.
Дядя Вася взял свой фужер и разбил его об пол.
 - Получите 20 рублей, - протянул он официанту деньги.
Лет через 25 после этой истории в буфете на первом этаже той же гостиницы «Интурист» Мишка Степанов с нашим общим
товарищем Витей Берманом пили пиво из граненных стаканов. Берман случайно разбил свой стакан, и буфетчица начала
склоку.
- Ходят здесь разные! Если не можете нормально пить в приличном месте – пейте в ларьке. Теперь убирай за ними!
- Простите, сколько стоит ваш стакан? – весь затрепетав внутри в предчувствии заветного мига, спросил Миша.
- Три рубля стоит такой стакан! – явно завысив цену, сказала буфетчица.
Мишка вдребезги разбил свой стакан, и еще три с соседнего столика.
- Получите, пожалуйста! – протянул он обалдевшей от такой наглости буфетчице 15 рублей.
Буфетчица вызвала милицию и Мишку с Берманом отвезли в отделение милиции и чуть не «припаяли» 15 суток, если б не
отец Миши, дядя Вася. У него были связи.