Copyright © 2004 Киностудия "НОВЫЙ ОДЕОН". All rights reserved.
Июнь , 2011 г.
У меня долгое время секретаршей была Маша и при ней я чувствовал себя вполне комфортно, то есть
никаких отягчающих мое существование обстоятельств она не вызывала. Она не была навязчивой и в то же время
была послушной и исполнительной. А если во время или после работы мы устраивали с ней легкий спонтанный секс-
сеанс – то , казалось, через минуту тут же забывали об этом, моментально восстанавливая субординацию и нашей
работе это абсолютно не мешало. Но Маша вышла замуж за араба и уехала в Ливан, а на свое место
порекомендовала взять свою родственницу, Зинаиду Николаевну, убедив меня, что лучшей секретарши –
исполнитель-ной, обязательной, порядочной мне не найти.
Зинаида Николаевна оказалась вполне взрослой женщиной, явно старше меня, лет за 35 примерно, одетой
весьма скромно и строго, волосы у нее были собраны в узел на затылке и я долго не мог сообразить, кого она мне
напоминает, пока вдруг меня не осенило – учительницу по географии в моей школе, которую мы называли
Занзибара.
Зинаида Николаевна в самом деле оказалась очень нужным человеком – она за несколько недель
ликвидировала весь бардак, созданный Машей в нашей картотеке, навела там образцовый порядок - договора, по
которым наше издательство закончило работу отделила от тех, которые стояли на очереди, а те, что были на
очереди строго расставила по срокам выпуска. То есть теперь у нас не могло получиться, как не раз случалось с
Машей:
- Ой, мы забыли совсем про кантату Сысоева! По плану мы должны бьли издать ее еще в прошлом месяце! –
вбегала вдруг ко мне в кабинет в панике Маша.
- Не мы, а ты, - поправлял я спокойно Машу, - и не забыли, а забыла. Потому что у тебя полный бардак с
документами.
Так вот, подобного с Зинаидой Николаевной у меня не могло произойти: все теперь работало, как в аптеке.
За что я был ей очень благодарен, а по поводу того, что потерял такого ценного человека, как Маша, которая
скрашиала мои рабочие будни, постепенно перестал горевать, решив охмурить при случае кого-нибудь из моих
музыкальных редакторш . Там были две неплохие девчушки, правда, я не был уверен, что они откликнуться на
предлагемый мною стиль спонтанного секса прямо в кабинете. Никаких ухаживаний, хождений в ресторан с
последующей поездкой к кому нибудь из друзей на квартиру или в гоститницу я не признавал – все же я женатый
человек и попасться кому нибудь на глаза не входило в мои планы. То есть мой кабинет в некотором смысле был и
моей крепостью и постелью. И даже теперь, при Зинаиде Николаевне был один случай.
Ко мне принесла свои произведения начинающая успешная певица Прасковья – такой у нее творческий
псевдоним. Пропела мне несколько своих песен под гитару, потом, воодушевленный ее внешними данными я
сакомпанировал ей на рояле, получилось очень недурно, потом я вышел к Зинаиде Николаевне, сказал ей, что я
занят и чтобы она никого ко мне не пускала, запер на всякий случай дверь и сказал Прасковье, которая наигрывала
очередную свою песенку на гитаре:
- Что я могу сказать вам, дорогая Прасковья – ваши песни бесподобны, как бесподобна и очаровательна и их
автор. Будем издавать. Но мне кажется, дорогая Прасковья, что смычка между городом и деревней, а также между
блоком коммунистов и беспартийных и если продолжить эту цепочку далее, между автором и издателем никогда
делу не вредила. И даже уверенно могу сказать, от такого крепкого союза всегда выигрывает общее дело. Вы не
находите?
Обратите внимание – никаких грубостей, вульгарных предложений, а тем более действий – хватания за
соблазнительгные части тела, прижатие к дверному косяку или углу шкафа, попытка повалить на ковер или на стол
и впиться губами куда попало – это не из моего арсенала. До таких пошлостей я никогла не опускаюсь. Только
джентльменские переговоры на самом высоком уровне. Слово – искуссное оружие в руках обольстителя. И почти
всегда я получал благожелательный ответ. А в случае отказа – все вполне можно было выставить как не совсем
удачную шутку. И еще: я ведь не создавал никакого интима – например, не выставлял бутылку шампанского или
конъяка, коробку конфет с предложением отметить наш договор ( кстати, я терпеть не могу спиртного – оно просто
лишает меня возможности адекватно воспринимать действительность, а я люблю натуральные ощущения), не
усаживался на спинку кресла своей гостьи – держал дистанцию, соответствующую деловым взаимоотношениям.
Только в случае принятия моего витиеватого предложения я снимал забрало.
И вот Прасковья мне говорит:
- Вы не поверите, но я все время думала именно об этом. О блоке коммунистов и беспартийных. А когда вы
сели за рояль и с листа стали играть мое сочинение – я поняла, что не уйду отсюда, не овладев вами.
Ну, сами понимает, что после таких слов процесс без всяких проволочек сразу переходит в эндшпиль.
Так вот, как-то ко мне зашел мой одкашник по консарватории, виолончелист, принес мне свои два ноктюрна и
великолепно их исполнил – он, вообще, большой талант, не то, что я – иначе бы я не сидел в этом кресле. Потом я
попросил Зинаиду Николаевну подать нам кофе, и пока мы с ним обсуждали детали издания его ноктюрнов
он,вполуха слушая меня, внимательно следил за Зинаидой Николаевной, когда та раскладывала перед нами на
столике чашки, сахарницу, креккеры, а потом взяв поднос, удалилась к себе, - вот после этого он он вдруг сказал
мне:
- Да, старик, эта дива почище Машки!
- В каком смысле?- не понял я.
- В том самом, - сказал он. – Лед и пламень, тигрица и лань, мороз и солнце! Оазис в пустыне!
- Зинаида Николаевна?! – усмехнулся я. – Ты серьезно?
-Не притворяйся! Неужели у тебя с ней ничего нет? – удивился мой друг.
- Абсолютно! Она хороший работник, я ее очень ценю, но не более, - честно сказал я.
- Ну и дурак! – сказал мой друг. - Поверь мне – такие кадры на полу не валяются.
Ему в самом деле можно было верить. По сравнению с ним в деле обольщения женщин я чувствовал себя
дворовым драчуном рядом с Марком Тайсоном.
- Если она тебе не нравится, позволь мне, - тут же предложил он.
- Э, нет, - сказал я. – У тебя в оркестре полно скрипачек, я не говорю уже про влюбленную в тебя
виолончелистку, и твою главную любовницу – арфистку. Да еше музыкальный кружок во Дворце Культуры! А ты
позарился на пятак у слепого нищего. Обойдешься.
- Ну, как знаешь. Только не упусти! – сказал он мне на прощание. – Поверь, это нечто! – и он по гурмански
застонал.
После его слов я стал присматриваться к Зинаиде Николаевне и вдруг стал обнаруживать ( вот она, сила
воздействия слова!) упущенные мной ранее детали, а именно: походка у нее оказалась необычной и
привлекательной – ноги она выбрасывала вперед и как бы вбок и потому рисунок ходьбы был необычен. И в этой
походке я стал видеть что-то эротическое.
Она не пользовалась косметикой и тем не менее это ее очень даже украшало – матовая кожа с розовым
естесственным румянцем, легкий пушок на щеках. А когда она нагибалась, чтобы поднять упавшую ложку, например,
под строгой юбкой четко очерчивались ее выпуклые ягодицы, бедра. Как я мог раньше всего этого не замечать? И
голос был грудной с какими-то необычными обертонами, который стал вдруг меня волновать. И тут же я вдруг стал
ощущать, что под ее вполне скромной одеждой плещется океан удовольсвий. И передо мной теперь встал вопрос:
как после двухмесячных строгих производственных отношений перейти вдруг к моим хоть и закомуфлированным, но
по сути непристойным предложенниям. Ведь в ее глазах я выглядел до этого, (я надеюсь, если Машка ничего ей про
меня не сказала), очень серьезным, положительным, занятым и глубоко ув леченным делом человеком...
Я начал с того, что стал постепенно разрушать этот несвойственный мне по сути образ. Пару раз затевал с
Зинаидой Николаевной осторожные , но в то же время проверочные беседы и результат их меня не воодушевлял,
скорее даже обескураживал. Например: на ее столе как-то появилась сирень. Проходя мимо, я остановился и
сказал:
- Какая чудная сирень! Моментально поднимает настроение! Что значит – весна! Вам ее подарил какой-
нибудь ваш поклонник?
- Нет. Вахтерша принесла целое ведро из своего сада и предлагала бесплатно всем желающим. Ну, я взяла
букетик.
- И правильно сделали! – с деланным жаром подхватил я. – Сразу приемная наполнилась совсем другими
ионами, фотонами, флюидами. А я вот решил, что это подарок поклонника.
- Нет, дала вахтерша. - сказала Зинаида Николаевна и взяла, как мне показалось, с радостью, трубку
зазвонившего телефона.
Другая бы на ее месте, если бы хотела поддержать такой тон беседы наверняка бы сказала что-нибудь
вроде:
- Ой, что вы, какие поклонники! Дождешься от них, чтобы цветы подарили! Что вы!
На что я мог тут же подхватить тему и сказать:
- Поверьте, есть еще настоящие мужчины. Пройдемте , пожалуйста, ко мне.
И она бы пошла со мной в кабинет, а там у меня в сейфе целый склад женской косметики – духи, крема,
наборы, все лучших фирм. Я бы преподнес ей что-нибудь из этого ящика Пандоры и думаю, шарманка бы сразу и
закрутилась в нужном направлении. А тут – холостые выстрелы.
Короче, так прошел еще один месяц. Я честно говоря, совсем извелся: кто бы не пришел ко мне, тут же
прошу Зинаиду Николаевну принести нам чай или кофе, то и дело вызываю к себе и прошу принести то один
договор, то другой – и все для того, чтобы лишний раз увидеть ее. И сам выскакиваю к ней в приемную, под
предлогом, много ли сегодня у меня на приеме народа, а на самом деле, опять посмотреть на нее. А она, как пришла
в первый день на работу ко мне, все такая же, никаких подвижек, никаких человеческих нюансов, все время строгая
субординация, ты-начальник, я – подчиненная. Что делать?Прямо замкнутый круг!
И поверите, решение вдруг пришло само по себе от безвыходности ситуации. Правильно говорят, когда
человека припрут к стенке – тут от него всего можно ожидать.
Вызвал я однажды Зинаиду Николаевну к себе в кабинет и сказал:
- Уважаемая Зинаида Николаевна, у меня есть к вам разговор.
Она:
- Я вас слушаю.
- Вы сядьте, пожалуста, - предложил я. – Разговор будет серьезный.
Она послушно села.
- Понимаете, Зинаида Николаевна, вы отличный работник, к вам у меня нет никаких претензий – благодаря
вам наше издательство стало работать как достойное учреждение. Все это отметили. И я поднял перед
руководством вопрос о повышении вашего оклада на 25 процентов.
- Благодарю вас, - сказала Зинаида Николаевна.
- Вы это заслужили и моя роль в этом ничтожна. Я собираюсь говорить с вами о другом.
- Я вас слушаю, - сказала она.
- Понимаете, Зинаида Николаевна, заранее хочу предупредить вас, что все, что я вам сейчас скажу – полная
чепуха и я не имею никакого права говорить с вами на такие темы. Но в то же время я вынужден это сказать, так как
в последнее время я испытываю определенные трудности в своей жизни, а именно в той ее части, которая связана с
моей работой.
Я сделал паузу. Она ничего не сказала, сидела и внимательно смотрела на меня. Я набрал воздух, чтобы
унять волнение. Честно скажу, испытывал я совсем не легкий мандраж, как говорят в таких случаях, а самый что ни
на есть - тяжелый. Да еще взгляд ее, такой внимательный и серьезный. Человек думает, возможно, что я что-то
дельное скажу, связанное с нашей работой, что-то важное, и даже не подозревает, какую херню я собираюсь ей
выложить. В один момент я под этим взглядом чуть было не отказался от своей затеи, но огромным усилием воли
заставил себя продолжить :
- Работа у меня напряженная, вы знаете, сколько приходят ко мне людей-психопатов, мнящих себя
композиторами и со всеми мне приходиться находить общий язык, как-то их успокаивать, выпускать из них пар и
ненужные эмоции. Но все это остается во мне. И это для меня порой невыносимо.Я иногда ношусь по своему
кабинету и готов все разнести в щепки. Думаете, почему в последнее время я то и дело играю экспромт-фантазию
Шопена? Этот очень техничный, крайне эмоциональный опус номер 4? Только для того, Зинаида Николаевна, чтобы
сублимироваться, выпустить из себя весь перегретый за день пар.
Зинаида Николаевана внимательно меня слушала и смотрела на меня тем же серьезным взглядом, ничем не
выказывая своего отношения к моим словам. И потому я не стал дальше тянуть резину - пошел в атаку: была не
была! Лучше смерть, но смерть со славою! Кто не рискует, тот не пьет шампанское!
И я ей сказал:
- А ведь вы, Зинаида Николаевна, легко можете спасти меня, создать для меня такую рабочую атмосферу,
что все неприятности могут превратиться в сущую ерунду только от одного вашего доброго взгляда. Все в вашей
власти. Вы таите в себе такой целительный заряд, который способен моментально привести меня в норму и дать
новые силы для продолжения своей деятельности. Вы меня понимаете, Зинаида Николаевна?
- Понимаю, - сказала она, все также внимательно глядя на меня.
- Вы можете дать мне этот свой целительный заряд, дорогая Зинаида Николаевна? – взял я мощный аккорд.
- Я постараюсь, - сказала она и мне показалось, что она все поняла, о чем идет речь.
- Значит, вы принимаете мое предложение? – все же спросил я.
-Да, - сказала она просто.
- Тогда, пожалуйста,заприте дверь, - сказал я, чтобы сразу поставить все точки над «и»: если закроет дверь,
значит, сомнений быть не может – мой сигнал понят правильно.
Зинаида Николаевна встала, подошла к двери и заперла ее на ключ.
- Я восхищен вами, Зинаида Николаевна, - сказал я, вышел из-за стола, подошел к ней и взял ее за талию.
Как я и ожидал – тело ее оказалось податливым и гибким.О, как я ждал этого момента!
Прав был мой друг виолончелист –такие женщины на дороге не валяются. Во всяком случае я был на
седьмом небе от счастья, тем более, что столько времени я к нему стремился.
Когда мы все закончили и я упал в кресло, тяжело дыша, Зинаида Николаевна поправила свою одежду,
прическу, отперла дверь и уходя, сказала мне:
- Не забудьте, завтра у вас в 10-30 совещание в союзе композиторов.
И вышла из кабинета.
А я сидел и приходил в себя, еще не веря, что мой план удался. Ведь я шел ва-банк, никакой уверенности, что
Зинаида Николаевна пойдет мне навстречу у меня не было, даже наоборот – я подозревал, что она оскорбленно
покинет кабинет и уволится: к этому я себя подготовил, решив, что пусть лучше будет так, чем каждый день видеть
ее и страдать. Но почему она согласилась отдаться мне? Неужели я ей нравлюсь? Нет, интуитивно я чувствовал,
что я для нее все же инородний человек и не мог вызвать в ней никаких чувств. Да и по тому, как вела она себя во
время секса тоже было видно – она выполняла долг, все равно, как заполняла картотеку. Неужели она отдалась мне
потому, что я начальник и от меня зависит ее благополучие? Наверное, все же это так, я – начальник, в этом все
дело - решил я в конце концов. Но почему это было сделано с такой покорностью, так буднично, будто так и должно
быть – подчиненная должна отдаться начальнику без всяких разговоров? В этом я вдруг почувствовал что-то от
крепостничества – барин имеет право обрюхатить дворовую девку. Может так? Неужели остались эти гены? Сидят в
подкорке у наших женщин и при определенных условиях, просыпаются.
Удовлетворение и радость от недавней победы сразу вдруг как-то поблекли, мне вдруг стало казаться, что я
совершил какую-то гнусность, заставил постороннего человека отдаться мне, использовав свое служебное
положение. Все так и было на самом деле, но всегда, когда я склонял кого-нибудь к сексу у себя в кабинете все
происходилор легко, игриво, с ироническими коментариями, замечаниями с обеих сторон, все напоминало если
представить образно – легкий танец розовых фламинго на фоне Атлантического океана. Так мне представлялось
это, по легкости и виртуозности акта, происходящего в моем кабинете. А сейчас? Когда я испытал, казалось, гораздо
большее наслаждение, мне вдруг стало казаться, что то, что произошло у меня в кабинете скорее напоминает мне
дойку коровы. Сам я никогда коров не доил, но видел в кино и помню это покорное стояние коровы, когда у нее под
брюхом шуруют пальцы доярки. Вот именно этот образ показался мне наиболее подходящим. К тому же корова во
время дойки могла стукнуть копытом, издать протяжное «Му-у-у!». Или даже перевернуть ведро. Моя Зинаида
Николаевна, как игрушка из селикона, принимала то положение, в котрое я ее устанавливал и «об двинуть ногой», а
тем более замычать во время секса, об этом не могло быть и речи. Весь процесс она провела как стойкий оловянный
солдатик – по стойке «смирно».
Тут же я стал себя успокаивать, что это наш первый секс, для нее неожиданный – (я ведь готовился к этому дню,
сто раз представлял себе, как все может произойти, рисовал эротические кртины, смаковал детали – то есть был
подготовлен психологически к этому акту, хотя все же, не буду скрывать, действительность поразила меня
несовпадением с моими мечтами), а ей надо привыкнуть ко мне, как-то настроиться на близость, раскрепоститься и
тогда, возможно, появиться у нас та легкость и взаимопонимание, какая бывает у спортсменов или циркачей, когда
достаточно одного возгласа, чтобы партнер понял, чтонадо делать.
Успокоив таким образом себя, я с трудом дождался следующего дня, как можно скорее попытался разделаться с
каждым посетителем, а после обеда обьявил через Зинаиду Николаевну, что меня срочно вызвали на студию
грамзаписи и потому оставшихся посетителей я приму завтра. Минут пять я возбужденно ходил по кабинету, ожидая,
пока приемная очищется от народа, а потом выглянул и позвал Зинаиду Николаевну:
- Зинаида Николаевна, зайдите ко мне, пождалуйста.
И встал возле двери. Как только она зашла я тут же запер дверь на ключ.
- Дорогая Зинаида Николаевна. Этот хрыч Марченко чуть не довел меня до истерики своими военными маршами.
Надежда только на вас! – одним духом выпалил я.
Зинаида Николаевна тут же стала растегивать кофточку, а я не в силах совладать с собой, обхватил ее за
ягодицы и прижал к себе.
- О, Зинаида Николаевна! – издал я какой-то утробный звук. – Вы моя целительница. Оазис в пустыне! – повторил
я вдруг слова виолончелиста, хотя терпеть не могу плагиата.
Вторая наша секс-сессия была как две капли воды похожа на первую. Но в то же время я мысленно ругнул себя
за то, что налетел на нее как шквал, как цунами. Человек просто не смог настроиться, обьяснял я самому себе. Она
не Маша, у нее другой темперамент и психофизический тип – это совсем другой человек, спокойный, может даже
слегка заторможенный и вовлекать ее в спонтанный секс, не подготовив к нему, неразумно. Так что и нечего ожидать
ответной реакции, даже легкого намека на них. С человеком надо работать! – такой вывод сделал я после второй
нашей встречи.
На следующий день, когда в приемной у меня сидели люди, я, выпроводив очередного посетителя из кабинета,
попросил Зинаиду Николаевну зайти ко мне. Поскольку я встретил ее почти у самой двери она, не проявив испуга,
все же сказала мне:
- Там еще сидят люди.
- Знаю, - сказал я. – Я вас пригласил по другому поводу. Присядьте на минутку, - усадил я ее в кресло, а сам
открыл свой сейф и достал оттуда коробочку французских духов «Шанель».
- Это вам, - протянул я ей духи.
- Ой. Спасибо, но я не могу их взять, - сказала она.
- Почему? – удивился я.
- Потому что я не смогу обьяснить мужу их появление у меня, - сказала она.
- Скажите, что купили в магазине, - пожал я плечами. – Получили сегодня премию и как раз в нашем магазине
продавали “Шанель”.
- Это на меня не похоже, - сказала она.
- Вы что, не покупаете себе духи?
- Покупаю, но не такие дорогие, а во вторых обычно у нас в семье все делается сообща, - обьяснила она. – Так
что я не могла без одобрения сделать себе такую покупку.
- Понятно, - сказал я. – А может вы скажете мужу, что вам должны дать премию и вы уже присмотрели себе
любимые духи?
- Спасибо большое, но лучше пусть они полежат у вас. Если будет такая возможность, я вам сообщу, - сказала
она, вставая. – Я вызову следующего, да?
- Пожалуйста, - сказал я, пряча духи в сейф.
Ну, вот, думал я, даже нельзя сделать ей от души подарок.
В этот день я к ней не приставал, огромным усилием воли заставив себя уйти из издательства до окночания
рабочего дня, будто бы по делам. Но так поступать мне удавалось не часто. Поверите, в меня будто бес вселился – я
готов был заниматься с ней сексом с утра до вечера, если б была такая возможность. Меня возбуждало в ней все –
голос, кожа, взгляд, изгибы тела, запах волос. Все-все! И даже ее индеферентность! Мне казалось, что вот в
следующий раз все будет иначе, я смогу вызвать в ней хоть какую-то новую эмоцию, движение, звук, вздох. Ничего
подобного! Все повторялось как по кругу: я налетал на нее, как смерч, как ураган, закручивался вокруг нее в
сумаcшедшей лезгинке, гопаке, взрывался мириадами шутих, преодолевал звуковой барьер и падал опустошенный в
кресло. А она, поправив свою одежду, сообщала мне будничным тоном расписание моих дел на завтра и удалялась.
Особенно тяжело мне теперь давались дни, когда я должен был находиться вне издательства, например,
короткие командировки в Петербург, где находился наш филиал, или даже работа на киностудии, где снимался
сериал в котором я принимал участие в качестве композитора. В такие дни я минимум два раза в день звонил в
издательство, под предлогом узнать, как там дела, но на саморм деле услышать ее голос. Разговор был сугубо
деловым. Я не отваживался сказать ей какие-нибудь ласковые слова – отношения у нас установились все же не
любовников, а скорее деловых партнеров и потому такие нежности нам были, вроде, ни к чему.
Зато на следующий день после разлуки, попав в свой кабинет я не мог ни о чем другом думать, кроме как о сексе
с Зинаидой Николаевной – все мои посетители с их кантатами,фольклером, симфониями, песнями проходили мимо
моего сознания – я был в прямом смысле слова профнепригоден в этом состоянии, пока не улучал момент, когда
можно было овладеть Зинаидой Николаевной и успокоиться на ближайшие 10-15 часов, не более.
Я не распрашивал ее о ее семье, но знал, что она замужем и у нее есть 14-летний сын. Какие у нее отношения с
мужем – этим я не интересовался, да и вообще у нас не было повода говорить на такие темы. Но однажды, когда я
ее зазвал к себе в кабинет, закрыл дверь и попытался ее обнять, она мне сказала:
- У меня сегодня цикл.
- Нет таких преград, которые бы не брал комсомол! – сказал я игриво, привлекая ее к себе.
- Я вас не понимаю, - она сделала легкую попытку высвободиться.
- Зинаида Николаевна, вы ведь взрослая женщина! - широко улыбнулся я. – Неужели вы не знаете, как в таком
случае можно снять напряжение у мужчины? Президент Клинтон и Моника Левински давно дали знать об этом
всему населению земного шара.
- Да, я знаю, - сказала Зинаида Николаевна и я понял, что с этим вопросом у нее не все в порядке.
- Вы с мужем занимаетесь оральным сексом? – в лоб спросил я.
- Нет, - сказала Зинаида Николаевна.
- Почему?
- Мы не ищем в этом деле изысков, - ответила мне Зинаида Николаевна довольно спокойно. – Обходимся
необходимым минимумом.
- То есть вы применяете только стандартную позицию? – опять попытался уточнить до конца я. –То что в народе
называется бутерброд?
- Да. – сказала Зинаида Николаевна.
- Значит то, чем мы с вами занимаемся у меня в кабинете для вас необычно?
- Да, - четко отвечала Зинаида Николаевна как на допросе.
Я хотел спросить ее, нравится ли ей эти новые способы, привычные для меня – стоя, на столе, в кресле, но
решил, что перейду в этом случае какую-то демаркационную линию в наших отношениях. Я ведь не задавал никогда
ей вопросов, нравится ли ей секс со мной, что она думает о наших отношениях и так далее.
- Очень хорошо, значит сейчас мы освоим с вами еще одно новшество, - сказал я и увидев легкий испуг в ее
глазах, добавил: - Не беспокойтесь, Зинаида Николаевна, от этого еще никому не становилось плохо. Поверьте, все
женщины делают это!
В общем, она справилась, я удовлетворенно расслабился в кресле и даже напоследок сделал ей комплимент:
- Зинаида Николаевна, вы сейчас доказали, что талантливый человек – талантлив во всем!
Она, мне кажется, не успела дослушать, потому что у нее возник рвотный позыв и она стремглав бросилась в
туалет.
Должен сказать, что после того, как мы с ней прошли этот,еще один виток по сексуальной лестнице она стала
мне еще ближе и желанней.
Потом был съезд союза композиторов и я, как один из секретарей союза, с утра до вечера находился на съезде,
там шли бурные битвы за пост первого секретаря правления и я был одним из главных действующих лиц нашей
группировки, у которой был свой кандидат.. Первый день без Зинаиды Николаевны я выдержал, второй уже мне
дался с трудом и я, улучив момент позвонил ей и справился, как идут без меня дела. А на третий день я покинул
поле битвы, сославшись на жуткую зубную боль, мол надо к врачу, чтоб дал болеутоляющее – примчался в
издательство и тут же затащил Зинаиду Николаевну в свой кабинет.
- Вы не представляете, что там твориться! - обьяснял я ей, задирая ее юбку. – Такой накал страстей – только вы
можете привести меня в норму!
И странно, когда я вернулся на съезд мои друзья по группировке сразу отметили изменения моего состояния:
- Сразу видно, что тебе дали болеутоляющее. Совсе другой вид.
Вот как на меня действовала Зинаида Николаевна.
И еще я заметил один момент. У нас в поликлитнике все проходили диспансеризацию и у меня взяли анализ
крови. Результат оказался не совсем нормальным – пониженный гемоглобин, много лейкоцитов, чуть повышен
сахар, высокое РОЭ и т.д. Состояние у меня тогда, я помню, было не совсем нормальное, так как три дня Зинаиды
Николаевны на работе не было – она уезжала на похороны тетки в Рязань и я весь извелся тогда. А после того, как
она приехала, через несколько дней я решил повторить анализ – вдруг в лаборатории что-то напутали. И что вы
скажете – анализ был как у космонавта! Потом я еще пару раз проверял кровь и установил точную зависимость –
близость с Зинаидой Николаевной каким-то образом влияла на биохимию моего организма. Уверен, мне никто не
поверит, но это так!
Потом наш союз проводил фестиваль «Московская осень» в концертном зале Чайковского, там исполняли и мой
квартет для двух скрипок, виолончели и габоя. Зинаида Николаевна знала, что будет исполняться мое
произведение, но билета у меня не попросила, а я навязываться не стал. В самом деле, зачем ей это? Тем более,
что придет ведь не одна, а с мужем, что наиболее вероятно. Но в душе мне хотелось очень, чтобы она услышала
мое сочинение, увидела, как я выйду потом на сцену под аплодисменты. Что поделаешь, все мы люди, все мы
человеки. И вот в концертном зале Чайковского я вдруг обнаружил киоск в котором продавали ювелирные
украшения. Обычно я никогда не обращаю внимания на такого рода киоски, а тут вдруг подошел и мне сразу
бросилось в глаза платиновое колечко с бриллиантиком. Скромное , но красивое. Я его тут же купил и на следующий
день преподнес коробочку Зинаиде Николаевне со словами:
- Это вам по случаю премьерного исполнения моего произведения!
- Спасибо, очень красивое колечко, но я не смогу его взять.
- Почему?! Ведь недавно мы все получили хорошую премию по итогам последнего кварала?
- Да, но премия моя ушла на путевки в Египет – поедем всей семьей.
- Вы можете сказать, что кольцо это продала вам коллега по работе в рассрочку на год. Ведь может такое быть?
- Может. Но я к этому как-то не готова. Спасибо вам большое.
- Ладно, Зинаида Николаевна, - сказал я. – Ваши духи лежат в моем сейфе – теперь там рядом будет и ваше
кольцо. Это ваши вещи. Помните и постарайтесь придумать версию, чтобы их как-нибудь забрать. Идет?
- Постараюсь, - сказала Зинаида Николаевна.
Я тогда как-то пропустил мимо ушей разговор про Египет, а ведь время настало и Зинаида Николаевна уехала
на отдых в Хургаду. Оказалось, что это для меня полная катастрофа. Без нее нормально жить, не превращаясь в
неврастеника я мог максимум три дня. И все! А тут - две недели! И что интересно – секс с женой не снимал с меня
этого напряжения. Я решил, что надо попробовать еще с кем-то, все же жена есть жена, и семейный секс
воспринимается мной, возможно, как утренняя зарядка или чистка зубов. И поэтому я позвонил и пригласил к себе в
издательство одну поэтессу-песенника, которая мечтала издать сборник своих песен и была готова отдаться мне по
первому требованию. За дверью кабинета тогда сидела Зинаида Николаевна и я без особого сожаления
проигнорировал все настойчивые намеки поэтесы. А вот теперь, решил я, настало время.
Должен сказать, что хотя эта девушка выглядела очень аппетино, пользовалась в композиторской среде
большим успехом, ее часто показывали по телевидению – несмотря на все это после секса с ней я пришел в еще
большее уныние. Все вроде прошло отлично, а вот успокоения на душе не было. Никто не мог заменить мне Зинаиду
Николаевну. Прямо ныло что-то у меня внутри. Я не мог понять в чем дело – ведь либидо свое я удовлетворял – в
чем же дело? А потом мне пришла мысль, что ведь есть люди, на которых не действуют антибиотики. Вот так на
меня не дейстует секс с женщинами, на которых я в данный момент не настроен. Он никак на меня не действует и я
уверен, от этих женщин не должен меняться анализ моей крови.
Я решил сублимировать свое либидо – стал сочинять вальс ( как-то само собой определился жанр сочинения –
грусть, страсть, надежда), вальс получился в стиле старинных русских вальсов, мысленно я посвятил его Зинаиде
Николаевне , назвал его « В раздумье» и решил использовать этот вальс в сериале, над которым я работал уже чуть
ли не год.
Но и это не помогло. Через день я понял, что если в ближайшие дни не увижу Зинаиду Николаевну – мне конец.
И я поехал в турагенство, взял горящую недельную путевку в Хургаду, дома сказал, что еду на выходные в Киев
репетировать с местными музыкантами свой квартет и улетел в Хургаду.
Я очень легко нашел пансионат–отель, где отдыхала Зинаида Николаевна – она как-то сказала, что будет
отдыхать в отеле «Кэмел» и это легко осело в моей памяти и вот сейчас пригодилось. В рецепшине я выяснил,
что она жила в основном корпусе отеля, а я, после небольшой доплаты поселился в двухэтажном коттедже на
втором этаже в более привелигированной зоне. В туристическом ларьке я купил шляпу с огромными полями и
занял наблюдательную позицию возле аллеи, ведущей к пляжу.
И я засек Зинаиду Николаевну с мужем и сыном, когда они после обеда пошли на пляж. Сердце мое екнуло –
теперь я понял, что значит это «ёкнуло»– кажется, будто сердце сорвалось с крючочка у меня в груди и
полетело вниз, - вот что я почувствовал, когда увидел Зинаиду Николаевну.Теперь я уже не выпускал ее из виду,
надеясь, что мне удастся хоть на мгновение остаться с ней наедине . И такой момент на мое счастье наступил:
после пляжа они подошли к теннисному корту, подождали, когда освободится корт и отец с сыном стали играть, а
Зинаида Николаевна направилась к своему корпусу. Я прошел за ней до самого ее номера и, когда она отперла
дверь и зашла в номер, ввалился вслед за ней:
- Не пугайтесь, Зинаида Николаевна, это я! – зашептал я и тут же прижал ее к себе.
- Не может быть! –ахнула Зинаида Николаевна. – Как вы здесь оказались?
- Соскучился! – честно признался я. – Просто место себе не находил! Все меня там раздрожало без вас.
- Бедненький! – сказала Зинаида Николаевна и я тогда не обратил вниамания, что она обратилась ко мне на
«ты» и прижала меня к себе. А ведь это было впервые!
Я не обратил на это внимание, потому что главным моим желанием в тот момент было поскорей овладеть
Зинаидой Николаевной.Никакая сила меня не могла остановить. И Зинаида Николаевна, я это тоже потом отметил,
казалось забыла об опасности, не побоялась отдаться мне в своем номере – а ведь могли вдруг вернуться ее муж и
сын. А вдруг?!
Я сообщил Зинаиде Николаевне названия своего коттеджа и номер комнаты, сказал, что завтра улетаю и
выскочил из ее номера от греха подальше.
И только оказавшись вне корпуса я ощутил жуткую усталость – от перелета, от всей нервотрепки во время
слежения ( да и от совокупления, честно говоря, тоже) и радостного опустошения-избавления от сжигавшей меня
страсти. Я пошел в коттедж и лег отдохнуть и только задремал, как раздался стук в дверь. Пришла Зинаида
Николаевна.
- Я на секунду! Муж с сыном давно хотели поехать на ночное сафари. Я уговорила их поехать сегодня. Если
уедут – в одинадцать часов я буду у вас, - сообщила мне она и тут же выскочила из номера.
Это был настоящий подарок! Я не мог представить, что окажусь с Зинаидой Николаевной на всю ночь в номере
отеля.Я даже и не мечтал об этом – все, на что я рассчитывал – это какое-нибудь любое укромное место, где мы
могли бы отдаться друг другу за считанные минуты. Хоть в кустах олеандры, которые здесь везде росли и я
приметил пару густых кустов на всякий случай. А тут вдруг – целая ночь! Впервые!
Я тут же пошел на местный базар, накупил фруктов и еще бутылку шампанского – для Зинаиды Николаевны,
отнес в номер, а потом мне уже было не отдыха, я, видно, был возбужден предстоящей встречей, не мог сидеть в
номере и в конце концов я пошел опять на базар, купил плавки и искупался в море. Море меня чуть успокоило – я
лежал на спине, смотрел на синее небо, ощущал легкую качку и радостное умиротворение. И в глубинах моего
подсознания зарождалась волшебная мелодия, прямо-таки потрясающий мотивчик, который по виртуозности
исполнения и оркестровке мог запросто потянуть на симфонию , но налетевшая небольшая волна заставила меня
перевернуться и , к сожалению, я вдруг стал думать о том, что в Москве сейчас холод, зима,возможно даже вьюга,
а тут солнце, пляж, бездонное голубое небо и любимая женщина совсем почти рядом. И мелодия бесследно
исчезла, но я надеялся, что она еще когда-нибудь возникнет – со мной так не раз бывало.
Без десяти одинадцать я уже стоял у окна и смотрел на дорожку, ведущую к моему коттеджу. Я вдруг понял,
что никогда в жизни у меня не было такого непреодолимого желания, подчиняющего всего меня одной
единственной цели – слиться в экстазе с человеком противоположного пола. Все было вроде в моей жизни - и
желания, которые тоггда не казались безумными, и встречи, и расставания, и « тряски нервное желе», как говорил
Маяковский, но все было, я теперь это точно понимаю, как бы под сурдину. Не на такой высокой ноте, не с таким
крещендо, не на том градусе, когда сгорает, казалось, все вокруг. Такого как сейчас в моей жизни просто не было.
И вот я увидел Зинаиду Николаевну. Она шла быстрыми шагами и смотрела на второй этаж каким-то
нетерпеливо-напряженным взглядом. Свет в моей комнате был потушен и потому она меня не видела, а я видел
этот ее быстрый шаг и возбужденный взгляд.
«Любмимая женщина спешит ко мне! Несется на крыльях любви! Ей не терпиться скорей увидеть меня и
отдаться мне!» - вот что-то такое победное пронеслось у меня в голове, я включил свет и Зинаида Николаевна
увидела меня и улыбнулась.
И вот еще один сюрприз – ее улыбку, обращенную ко мне, я увидел впервые, представляете? Раньше ,
теперь это я понял, у нас были почти что уставные взаимоотношения – никаких вольностей и разговорчиков в строю!
И хотя я дал себе слово, что не наброшусь на Зинаиду Николаевну как голодный зверь, а поскольку у нас
впереди ночь, то буду вести себя как джентльмен – мы посидим, поговорим, выпьем шампанского, помилуемся, а
потом уж...
Но все полелетело к чертям собачьим, как только она вошла а номер и попала в мои объятия. Все
произошло именно так, как было не раз в моем кабинете в издательстве. Ничего я с собой не смог поделать.
Правда, были нюансы. Главное: у меня не было ощущения, что я дою корову. Вот как-то все изменилось и я тогда
сразу в этом не разобрался. А потом, когда мы в самом деле посидели, выпили, поговорили, - я не удержался и
рассказал ей, что сочинил вальс и посвятил ей, даже пропел несколько тактов, сказал, что без нее на работу ходить
мне просто невозможно – без нее это совсем уже другое место, какое-то казенное учреждение, cвоей унылостью
напоминающее мне школу во время летних каникул, - так вот потом, когда мы впервые оказались с ней в постели я
понял, что это уже другая женщина, моя Зинаида Николаевна.
И вот еще один сюрприз - мы с Зинаидой Николаевной впервые поцеловались! Это произошло само собой:
наши губы как-то автоматически нашли друг друга и и слились так естесственно и страстно, как будто давно об
этом мечтали. Ведь раньше наши тела общались как-бы своей нижней частью, верхняя часть оставалсь над
схваткой и не опускалась до этих разных мелких глупостей. Но, как говорят врачи, процесс шел,и по всей
вероятности большую часть времени латентно и вот настало время, когда он вырвался наружу. И это было как
извержение вулкана! Мы оба были в ту ночь, как два воздушных акробата, которые без слов понимают друг друга, а
в нужные моменты достаточно одного сигнала «ап!», чтобы мы тут же создали что-то похожее на скульптуру Родена
«Вечная весна» или какой-то фрагмент «Лаокоона, увитого змеями». А когда я покрывал поцелуями ее трепетное
тело, она гладила меня по голове и приговаривала:
- Соскучился, миленький... Надо же!
Сладострастно вспоминая в который раз все перипетии этой ночи я в полудреме летел в Москву и уже
подсчитывал, сколько дней мне осталось ждать свою Зинаиду Николаевну и выдержу ли я такой срок. И что-то в
глубине моего сознания мне подсказывало, что теперь уже выдержу.
И что интересно: дня через два ко мне в редакцию пришла молоденькая флейтистка, такая рыженькая,
веснушчатая, стройненькая с миндалевидными серыми глазками. Она принесла сочиненные ею этюды для флейты,
открыла футляр, достала инструмент и стала играть - должен сказать, что этюды мне понравились, но больше всего
мне понравилась сама автор и исполнитель этюдов. Когда она играла на своей флейте, она скашивала свои и без
того раскосые глазки в сторону своих пальцев, бегающих по клавиатуре и меня вдруг охватила такая нежность к
этой девушке, которую я от себя в последнее время не ожидал. Я усадил ее возле себя за рояль, сказал, что буду
аккомпанировать ей с листа, что с аккомпаниментом должно получится интересно, мы вместе исполнили пару
этюдов, она сидела рядом со мной и играла на своей флейте и в один момент я убрал правую руку с клавиш,
положил ей на колено и сказал:
- Следующие пару тактов вы солируете.
Она согласно кивнула, продолжала играть, а моя рука оставалась на ее колене эти два такта. Потом я
попытался закрепить завоеванные позиции и произнес один из привычных моих монологов о слиянии города и
деревни, блока коммунистов и беспартийных, автора и издателя но это, я сразу понял, был не тот случай. Здесь
надо было еще поработать и действовать потоньше. Я заверил ее, что двумя руками за издание таких этюдов, но
должен дать ознакомиться с этюдами редакторам из худсовета,такие вопросы мы решаем коллегиально, но я
постараюсь применить свой административный ресурс, а пока предложил ей подумать над циклом этюдов для
флейты и фортепиано. Сказал, что могу и сам принять участие в такой затее и, возможно, наше содружество в этом
деле окажется продуктивным. Расстались мы с условием, что завтра она обязательно придет ко мне и мы
поделимся пришедшими за это время к нам в голову идеями.
И когда эта рыженькая флейтиска ушла я поймал вдруг себя на том, что у меня перед глазами маячит ее
веснушчатая мордашка, ее глазки, скошенные в сторону пальцев на флейте и ощущения от прикосновения к ее
телу в области колена. Волнующие, должен я сказать, ощущения.
До приезда Зинаиды Николаевны оставалось три дня, а я думал черт-те – знает о чем.
